Оглавление.                                                  Следующая глава.

Коментарии

Изучение высказываний, извлеченных из "Дара Орла", вызвало
у меня весьма примечательное ощущение. Я мгновенно ощутил
проявившееся с невиданной силой жесткое кольцо намерения
шаманов Древней Мексики. Тогда я без тени сомнений понял, что
изречения из этой книги подчиняются их колесу времени. Более
того, я осознал, что это относится ко всему, что я сделал в
прошлом, включая создание книги "Дар Орла", и в не меньшей
степени сказывается на том, что я делаю сейчас, в том числе и
на создании этой книги.
Поскольку мне очень трудно описать это яснее, остается
только одна возможность: принять этот факт с полным смирением.
Шаманы Древней Мексики действительно разработали иную систему
познания и, исходя из элементов этой системы познания, все еще
способны воздействовать на меня сегодня самым благотворным и
воодушевляющим образом.
Благодаря усилиям Флоринды Матус, которая вовлекла меня в
изучение наиболее изощренных вариантов стандартных шаманских
техник, разработанных шаманами древности, - например,
перепросмотра, - мне удалось, к примеру, увидеть полученный с
помощью дона Хуана опыт с такой силой, какую я никогда не мог
бы даже вообразить. Книга "Дар Орла" стала результатом такого
нового видения дона Хуана Матуса.
Для дона Хуана Матуса перепросмотр означал повторное
переживание и полный пересмотр событий жизни во всей их
целостности. Он никогда не тратил время на мелкие подробности
изощренных вариантов этой древней техники. Флоринда, напротив,
отличалась придирчивой дотошностью. В течение долгих месяцев
она готовила меня к переходу к тем аспектам перепросмотра,
которые я вплоть до настоящего времени не в состоянии описать.
- То, что ты чувствуешь, - обширность воина, - поясняла
она. - Есть техники. Их очень много. Однако важнее всего тот
человек, который ими пользуется, и его стремление пройти с их
помощью до самого конца.
Перепросмотр личности дона Хуана в понятиях Флоринды
привел к возникновению новых взглядов на дона Хуана с самыми
мучительными подробностями и пониманием. Это было нечто намного
более сильное, чем беседы с самим доном Хуаном. Именно
прагматизм Флоринды обеспечил мне изумительные прозрения в
отношении тех практических возможностей, которые ни в малейшей
степени не волновали нагваля Хуана Матуса. Будучи настоящей
прагматичной женщиной, Флоринда не питала в отношении самой
себя ни иллюзий, ни мании величия. Она говорила, что является
тем пахарем, который не может позволить себе упустить ни
единого поворота на пути.
- Воин должен двигаться очень медленно, - советовала она,
- и извлекать прок из всего, что встречается на пути воинов.
Одним из самых примечательных достоинств является способность с
непоколебимой силой сосредоточивать свое внимание на
переживаемых событиях - этой способностью обладаем все мы как
воины. Воины могут сосредоточивать это внимание даже на тех
людях, с которыми никогда не встречались. Конечный результат
такой глубокой сосредоточенности всегда оказывается одним и тем
же: воину становится доступной вся полнота стилей поведения, от
давно забытых до совершенно новых. Попробуй сам.
Я последовал ее совету и, разумеется, сосредоточился на
доне Хуане. Я вспомнил все, что происходило в каждый миг. Я
вспомнил такие подробности, каких вообще не должен был помнить.
Благодаря трудам Флоринды я смог восстановить огромный пласт
своего общения с доном Хуаном, а также чрезвычайно важные
детали, которых прежде совершенно не замечал.
Дух изречений из "Дара Орла" стал для меня таким
потрясением, благодаря им мне открылось то глубокое внимание,
какое дон Хуан уделял предметам этого мира на пути воинов,
являющемся воплощением максимума человеческих возможностей. Эта
движущая сила пережила его самого и не потеряла ни капли своей
энергии. У меня возникло искреннее ощущение, что дон Хуан
никуда не уходил, и я дошел до того, что действительно слышал,
как он ходит по дому. Я обратился с вопросом об этом к
Флоринде.
- О, это пустяки, - сказала она. - Это означает только то,
что пустота нагваля Хуана Матуса дотягивается и прикасается к
тебе независимо от того, где сейчас находится его осознанность.
Ее ответ еще больше озадачил и заинтриговал меня,
одновременно повергнув в еще большее уныние. Хотя Флоринда была
самым близким человеком для нагваля Хуана Матуса, она выглядела
совершенно не похожей на него. Единственной их общей чертой
являлась пустота. Они уже не были людьми. Дон Хуан вообще не
существовал как личность: вместо личности существовал набор
историй, каждая из которых уместно подходила к обсуждаемой в
данный момент ситуации, - набор поучительных историй и шуток,
несущих на себе приметы его трезвости и умеренности.
Флоринда была такой же - одна история следовала за другой,
однако ее истории были связаны с людьми. Они были похожи на
высшую форму сплетен, или на слухи, поднявшиеся благодаря ее
обезличенности до непостижимых высот эффективности и
занимательности.
- Мне хотелось бы, чтобы ты изучил одного человека,
невероятно похожего на тебя самого, - сказала она мне однажды.
- Я хочу, чтобы ты перепросмотрел этого человека так, как будто
знал его всю свою жизнь. Этот человек занимал выдающееся место
в образовании нашей линии. Его звали Элиас - нагваль Элиас. Я
называю его "нагваль, потерявший рай".
Это история о том, что нагваль Элиас был воспитан
иезуитом, который научил его читать, писать и играть на
клавесине. Он выучил его латинскому языку. Нагваль Элиас мог
читать священное писание на латинском так же бегло, как ученый
человек. Богословие являлось его предназначением, однако он был
индейцем, а в те времена ни одного индейца не пустили бы за
кафедру церкви. Он был слишком пугающим, слишком темнокожим -
настоящим индейцем. Священники относились к высшим слоям
общества, они были потомками испанцев: белыми, голубоглазыми,
приятными на вид и представительными. В сравнении с ними
нагваль Элиас выглядел настоящим медведем, но он долго боролся
за право стать священником, так как наставник разжигал его
стремление обещанием того, что Господь позаботится о том, чтобы
Элиаса посвятили в сан.
Он стал дьячком в церковном приходе своего наставника, и
однажды в церковь вошла настоящая ведьма. Ее звали Амалия.
Поговаривали, что она - та еще штучка. Так или иначе, все
закончилось тем, что она соблазнила несчастного дьячка, который
влюбился в Амалию так сильно и безнадежно, что в конце концов
оказался в хижине нагваля. Со временем он стал нагвалем Элиасом
- образованным, начитанным человеком, с которым следовало
считаться. Казалось, звание нагваля создано именно для него.
Оно обеспечивало ему ту анонимность и действенность, какую он
не смог бы достичь в повседневном мире.
Он был сновидящим - и таким искусным, что в бестелесном
состоянии посетил самые малоизвестные области Вселенной.
Временами он даже приносил с собой предметы, приглянувшиеся ему
своими очертаниями; это были совершенно непостижимые вещи. Он
называл их "вымыслами". У него была целая коллекция таких
предметов.
- Я хочу, чтобы ты сосредоточил свое внимание
перепросмотра на этих "выдумках", - потребовала Флоринда. - Я
хочу, чтобы в результате ты смог почувствовать их запах и
осязать их руками, пусть даже ты никогда не видел их и знаешь
только то, что я сейчас рассказала. Добиться такой
сосредоточенности означает установить некую точку отсчета,
подобно тому, как при решении алгебраического уравнения
результат вычисляется с помощью какой-то третьей переменной. Ты
сможешь с бесконечной ясностью увидеть нагваля Хуана Матуса,
используя в качестве опорной точки кого-то третьего.
Книга "Дар Орла" представляет собой глубокий обзор того,
чем занимался со мной дон Хуан, пока он оставался в этом мире.
Тот взгляд на дона Хуана, которого я добился благодаря своим
новым умениям в перепросмотре - и использованию нагваля Элиаса
в качестве опорной точки, - оказался бесконечно интенсивнее,
чем любые мои представления о нем, когда он еще жил здесь.
Полученным в результате перепросмотра взглядам недостает живого
тепла, однако они обладают точностью и ясностью неодушевленных
предметов при пристальном наблюдении.